Спикером выступила доцент кафедры отечественной и зарубежной литературы Института филологии, журналистики и межкультурной коммуникации ЮФУ, кандидат филологических наук Вера Котелевская.

«Никаких секретов перевода нет, есть только ремесло!» — сразу отметила Вера Владимировна.

Лектор подробно рассказала о специфике письменного перевода с немецкого на русский язык — речь шла о художественной литературе и гуманитарных научных текстах. Начался разговор с проблемы «референциального выбора» в разных языках, порождающего явления межъязыковой асимметрии. Яркий пример таковой — словосочетание «Jüngstes Gericht», Страшный Суд. В немецком языке Суд не «страшный», а «последний». Несмотря на то что и в западном христианстве, и в православии закреплено значение «страха Божьего» (отсюда и «страшные», «ужасные» ангелы в «Дуинских элегиях» австрийца Рильке, которых упомянула лектор), для обозначения Божьего суда, описанного в Апокалипсисе, в немецкой и русской культуре существуют два разных образа.

В ходе лекции Вера Владимировна немного рассказала о текстах, над переводом которых работала. Среди них — эссеистика Теодора Адорно и Петера Хандке, лирика Томаса Бернхарда, фрагменты «Труда о пассажах» Вальтера Беньямина и другое.

Некоторые приемы перевода уникальной прозы, подражающей поэтической речи, лектор продемонстрировала на примере «Прогулки» («Gehen») Бернхарда. Аудитории были предложены следующие переводческие решения:

• сохранить повторы (лексические и грамматические; синтаксический параллелизм);
• компенсировать невозможность полной грамматической эквивалентности повтором других элементов структуры;
• сохранить ритмико-интонационный рисунок оригинала.
• передать «поэтический» (избыточный для «прозы») ритм текста;
• передать абсурдно-фарсовый характер содержания и формы (Бернхарда недаром называли «альпийским Беккетом»).

Обобщая, лектор подчеркнула, что качество перевода зависит от способности переводчика постоянно удерживать в сознании два языка — немецкий и русский.

— Если переводчик погружен только в один язык, сросся с ним сознанием — например, живет в немецкоязычной стране, свободно говорит и мыслит на немецком, — он может переносить в свой русский перевод особенности немецких моделей мышления и речи, оставлять в переводе кальки. Поэтому всегда важно наличие редактора — и внутреннего редактора, способного посмотреть на готовый перевод как на чужой «русский» текст, и внешнего, предложенного издательством.

— Перевод как игра на фортепиано: каждая рука играет свою партию, ведет свою мелодию, но обе должны слушать друг друга, сотрудничать и звучать полноценно, — говорит Вера Котелевская.

В конце лектор обратила внимание на ряд приемов, помогающих более точно выбрать нужное слово, выражение при переводе сложной гуманитарной литературы:

• постоянно расширять контекст: читать параллельно тексты выбранной тематики на языке оригинала и на русском (это позволяет расширить знание терминологии, специальной лексики, реалий, истории определенных идей);
• сравнивать немецкий текст, с которым работаешь, с существующим переводом на другой или другие (знакомые переводчику) европейские языки, анализировать выбор переводческих решений и делать свои выводы (чему-то учиться у коллег, с чем-то не соглашаться — такая коммуникация с чужим переводом может быть плодотворной).

После лекции в аудитории прозвучали вопросы, связанные с особенностями перевода поэзии, поиском малознакомых языковых реалий, а также спецификой работы с издательствами переводной литературы в России.

Текст и фото: Екатерина Блинова, ред. Молоткова О.А.